Анализ позволяет выявить лишь часть картины: как влияет на видение общества принадлежность к каждой из рассмотренных групп в отдельности. В то же время два рассматриваемых измерения самооценок успешности могут на индивидуальном уровне сочетаться по-разному. Например, среди тех, кто относит себя к среднему уровню современной иерархии, кто-то может считать себя проигравшим в результате трансформации, а кто-то выигравшим и т.д. Не говоря уже о том, что самооценки успешности и соответственно представления об обществе могут по-разному сочетаться с уровнем доходов, образования и профессиональным статусом. Логистическая регрессия (см. табл. 4) как раз и позволяет выяснить, как же восприятие эстонского общества зависит от каждой из самооценок успешности в случае, когда учтен статус индивидов относительно других измерений социального положения. В верхней части таблицы приведены результаты анализа модели 1, в которую включены обе самооценки успешности, в нижней части - результаты анализа модели 2, дополненной также переменными уровня дохода домохозяйства, образования и профессионального статуса. Данные регрессионного анализа обеих моделей подтверждают вывод, что представление об эстонском обществе у эстонцев и русских по-разному зависит от самооценки их "трансформационной" успешности. У эстонцев эта самооценка никак не влияет на предпочтение эгалитарной модели общества, в то же время проигравшие с наибольшей вероятностью воспринимают общество как элитарное и соответственно среди них наибольшая вероятность встретить критически настроенных. У русских же наоборот, именно в части предпочтения эгалитарной модели наблюдается наибольшая дифференциация, так что проигравшие в наибольшей, а выигравшие в наименьшей мере склонны считать эту модель наиболее подходящей для эстонского общества. Русские проигравшие отличаются от других групп русских именно в силу наименьшего предпочтения эгалитарной модели и именно в сторону наименьшей критичности, тогда как эстонские проигравшие оказываются, наоборот, наиболее критичными в силу более распространенного восприятия реального общества как элитарного.
В то же время в результате регрессионного анализа (особенно модели 2) более четко, чем в случае процентного распределения, выявилось сходство этнических групп во влиянии самооценки нынешней успешности (социального статуса на момент опроса) на представления об эстонском обществе. И у эстонцев, и у русских люди, относящие себя к низшим ступеням общественной иерархии, несколько критичнее тех, кто относит себя к верхним ступеням. Чуть большая критичность оказывается результатом не различных представлений об идеале (предпочтения эгалитарного идеала от субъективного статуса не зависят), а в результате того, что среди людей, считающих свой социальный статус низким, больше тех, кто считает современное эстонское общество элитарным. Таким образом, модель социальной стратификации эстонского общества образца середины настоящего десятилетия воспринималась и эстонцами и русскими как элитарная. В этом смысле она значительно отличалась от их идеала: большинство жителей Эстонии, в равной мере представленное и среди русских, и среди эстонцев, являются сторонниками эгалитарной модели общества. Модель социального расслоения, сложившаяся в результате социальных изменений в период трансформации, не является легитимной ни с точки зрения эстонцев, ни с точки зрения русских. Тем самым не подтвердилось наше предположение, что вследствие этнической сегментации при равном социальном статусе русские могут считать общество даже более эгалитарным, чем эстонцы. У Эстонии 2005 г. обнаружилось сходство с Россией: согласно стр. 46 Таблица 4 Факторы представлений этнических групп об эстонском обществе (результаты логистической регрессии)a Представление об эстонском обществе (a) элитарное (b) идеал - эгалитарное (c) элитарное, идеал же - эгалитарное Социальные группы русские эстонцы русские эстонцы русские эстонцы МОДЕЛЬ 1b Субъективный статус - низкий (референтная группа) - средний 0, 37** 0, 80 1.05 1.29 0, 53* 0, 99 - высокий 0, 19** 0, 64+ 1.23 1.24 0, 26* 0, 70 В результате социальных изменений - проиграли (референтная группа) - не проиграли, не выиграли 2.38+ 0, 51* 3.75*** 0, 83 3.24*** 0, 66+ - выиграли 0, 55 0, 55+ 14.66** 0, 96 2.30* 0, 59*
- молодые 0, 49+ 0, 37*** 4.69*** 0, 93 1.49 0, 48** R2 0, 20*** 0, 04*** 0, 20*** 0, 01 0, 08** 0, 03*
МОДЕЛЬ 2c Субъективный статус - низкий (референтная группа) - средний 0, 46* 0, 74 0, 89 1.22 0, 60 0, 96 - высокий 0, 29* 0, 55* 0, 83 0, 99 0, 28* 0, 60+ В результате социальных изменений - проиграли (референтная группа) - не проиграли, не выиграли 3.39* 0, 47* 3.23** 0, 83 4.16*** 0, 66+ - выиграли 0, 64 0, 50* 9.67*** 0, 89 2.46+ 0, 54*
- молодые 0, 58 0.31*** 5.83*** 1.06 2.06+ 0, 46** R2 0, 32*** 0, 07*** 0, 27*** 0, 05+ 0, 20*** 0, 06**
N 213 725 213 725 213 725 a; *; **; *** См. примечание к таблице 2. b; В модель включены только переменные субъективного статуса и результата социальных изменений. c В модель кроме перечисленных в b включены также переменные профессионального статуса, дохода и уровня образования. данным международного исследования в то же время 68% считали, что их общество должно быть эгалитарным.
Однако как показал анализ зависимости дифференциации представлений об обществе от социально-экономического положения, в Эстонии за сходством итоговых цифр скрываются различающиеся у этнических групп логики формирования этих представлений. У эстонцев обе анализируемые самооценки успешности (нынешнего социального статуса и результата трансформации) одинаково влияют на формирование представлений об обществе: люди, считающие себя менее успешными, более критичны по сравнению со считающими себя более успешными. Такое распределение критичных представлений вполне согласуется с западными теориями. Однако логика формирования представлений отличается от западных объяснений. В нашем случае скорее высшие по статусу "подгоняют" свое (менее элитарное) восприятие общества под доминирующий в обществе (эгалитарный) идеал, в то время как западные теории приписывают подгонку восприятия действительности под доминирующий идеал низшим слоям общества. У русских в Эстонии логика формирования представлений об обществе еще меньше согласуется с приведенными выше теориями. Во-первых, она варьирует в зависимости от типа самооценки, будучи аналогичной эстонской в случае субъективного стр. 47 социального статуса, однако еще более своеобразной в случае оценки личного трансформационного успеха. Мало того, что в плане критичности антиподами у русских являются не победители и проигравшие, а проигравшие versus те, кто не выиграли и не проиграли. Проигравшие при этом являются наименее критичными, поскольку они в наименьшей мере поддерживают эгалитарный идеал общества. Возможно, что такой результат объясняется тем, что для этнических групп оценка личного опыта трансформации важна не только сама по себе, но и в связи с оценками последствий трансформации как для общества, так и этнической группы в целом. Есть основания полагать, что механизмы соотнесения этих разного уровня опытов различаются по этническим группам: в отличие от русских эстонцы в своих оценках скорее всего не различают уровней своей этнической группы и общества в целом. Будущие исследования могут показать, какова роль соотнесения опытов трансформации индивида, этнической группы и общества в целом в восприятии общества представителями этнических групп. Однако уже сейчас можно утверждать, что своеобразие логики формирования представлений об обществе у этнических групп в гораздо большей степени зависит от опыта трансформации, чем от различий в базовых культурных ценностях. В противном случае различались бы представления этнических групп об идеале общества, а существующее общество воспринималось бы сквозь призму идеала, однако ни того ни другого обнаружить не удалось.
Список литературы
1. Wegener B. The illusion of distributive justice // European Sociological Review. 1987. Vol. 3. No. 1. P. 1 - 13.
2. Robinson R.V. Explaining perceptions of class and racial inequality in England and the United States of America // The British Journal of Sociology. 1983. Vol. 34. No. 3. P. 344 - 365.
3. Kelle, J., Evans M.D.R. and Bean С. II The National Social Science Survey, 1989 Round. National Social Science Survey Report 2(6), 1991. Supplement.
4. См., напр.: Pakulski J. and Waters M. The Death of Class. London: Sage Publications, 1996; Beck U. and Lau С. Second modernity as a research agenda: theoretical and empirical explorations in the 'meta-change' of modern society // The British Juornal of Sociology. 2005. Vol. 56. No. 4. P. 525 - 557.
5. См., напр.: Aalberg Т. Achieving Justice: Comparative Public Opinion on Income Distribution. Leiden and Boston, MA; Brill, 2003; Svallfors S. The Moral Economy of Claa: Class and Attitudes in Comparative Perspective. Stanford: Stanford University Press, 2006.
6. Statistical Yearbook of Estonia 1990. Tallinn: Statistical Office of Estonia, 1990.
7. См., напр.: Leping K. - O., Toomet O. Emerging ethnic wage gap: Estonia during political and economic transition // Journal of Comparative Economics, 2008. Vol. 36. No. 4. P. 599 - 619; Helemae J., Saar E. Estonian way of globalisation. Globalisation in Estonia as advantageous for youngsters and ethnic Estonians. TransEurope Research Network, Working Paper No. 9, 2008. P. 1 - 24.
8. Homans G. Social Behavior: Its Elementary Forms. New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1974; Berger J., Zelditch M., Anderson B. and Cohen B.P. Structural aspects of distributive justice: a status-value formulation // Sociological Theories in Progress. Boston: Houghton Mifflin, 1972. P. 119 - 146.
9. Plotnik H., Kazjulia M. Sotsiaalne oiglus trukimeedia kajastuses (на эст. яз.: Социальная справедливость в зеркале печатных СМИ) // Sotsiaalse oigluse arusaamad Eesti uhiskonnas (на эст. яз.: Представления о социальной справедливости в эстонском обществе) // Ed. Plotnik H. Tallinna Ulilooli Rahvusvaheliste ja Sotsiaaluuringute Instituut, 2008.
10. Lohmus K. Kas inimese isiklik edu mojutab tema ettekujutust Ohiskonnast? // Trepist alia ja ules: Edukad ja ebaedukad post-sotsialistlikus Eestis / Toim. E. Saar, 2002. Lk. 256 - 274.
11. Moscovici S. The phenomenon of Social Representations // Social Representations. Cambridge, NY: Cambridge University Press, 1984. P. 28 - 49.
12. См., напр.: Kelley J., Evans M.D.R. and Bean С. II The National Social Science Survey, 1989 Round. National Social Science Survey Report 2(6), 1991. Supplement; Evans M.D.R., Kelley J. and Kolosi T. Images of Class: Public Perception in Hungary and Australia // American Sociological Review, 1992. Vol. 57. No. 4. P. 461. стр. 48
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.ecsocman.edu.ru
Страницы: 1, 2, 3
