По-видимому, именно Гоббсу принадлежит заслуга выделения та­кого феномена, который позже получил у Маркса определение “свет­ской религии”. “Страх перед невидимой силой, придуманной умом или воображаемой на основании выдумок, допущенных государст­вом, называется религией”,— писал Гоббс (31). К сожалению, про­цесс фетишизации и сознательного миротворчества, а также анализ связанных с этим форм социального страха до сих пор не получили должного внимания в отечественной обществоведческой литературе.

С творчеством Р. Декарта в философию в форме дуализма во­шло учение о человеке как о существе, страсти которого обусловле­ны, с одной стороны, физиологическими телесными процессами, а с другой,—психической деятельностью души. Декарт так поясняет свою позицию: “Последней и самой ближайшей причиной страстей являет­ся то, что духи колеблют железу, находящуюся в середине мозга... те же самые страсти могут быть вызваны так же предметами, дей­ствующими на чувства, и... эти предметы являются наиболее обычны­ми и главными причинами страстей” (32). Одна и та же причина, размышляет Декарт, может вызвать такие движения тела, которым душа не содействует и которые пытается сдержать: “Это испытыва­ют, например, при страхе, когда духи направляются в мышцы, служащие для движения ног при беге, но задерживаются от желания быть храбрым” (33). Собственно страх, по Декарту,— это крайняя степень трусости, изумления и боязни. Главной причиной страха вы­ступает неожиданность наступления каких-либо непредусмотренных случайностей.

1.   Исходным состоянием души является ее удовлетворенность по поводу обладания каким-либо благом.

2.   Ощущая опасность потери этого блага со стороны той или иной внешней сипы, душа испытывает состояние ревности, которая “есть вид страха, связанный с желанием сохранить за собой обладание ка­ким-нибудь благом” (36).

3.   К состоянию удовлетворенности души по поводу обладания бла­гом присоединяется состояние неудовлетворенности по поводу воз­можной его потери.

4.   Возникшее неравновесное состояние души ставит перед чело­веком проблему выбора вариантов поведения, это состояние нере­шительности, которая “есть также вид страха; удерживая душу как бы в равновесии между многими возможными действиями, она явля­ется причиной того, что человек отказывается от всякого действия и, таким образом, имеет возможность выбора принятия решения” (37). 5. Стоящий перед выбором человек может поступать двояко: а) исходя из привычки составлять достоверные и определенные суждения обо всем, с чем он сталкивается, обладая уверенностью в том, что он всегда исполняет свой долг, когда он делает то, что представляется ему наилучшим, хотя это может быть и ошибочным решением, человек преодолевает страх в осмысленном действии;

б) в силу отсутствия ясных и отчетливых понятий, слабостей разу­ма, но в условиях сильного желания поступить правильно человек ощущает страх до такой степени сильный, что даже когда ему надо принять или отвергнуть что-то одно, страх этот удерживает его от действия и принуждает бессмысленно искать что-то другое.

Интересным представляется и видение Паскалем конкретно-исто­рической, индивидуально-ограниченной формы человеческой души. Заметим, что сегодня достаточно распространено мнение об основ­ном внутреннем источнике страха как о противоречии конечного (брен­ного) тела и бесконечной (нетленной) души. Паскаль же считал, что и душа человека является несчастной, то есть она не снимает сама собой противоположности всех антологий: “Душа не находит в себе никакого удовлетворения. Всякий взгляд внутрь себя приносит ей огор­чение. Это принуждает ее искать утешения вне себя, привязываться к предметам внешним, чтобы всячески изгладить мысль о своем действительном положении. Радость ее в этом самозабвении, и, чтобы сделаться несчастной, достаточно ей очутиться наедине с собой” (43). Делая вывод о принципиальной безуспешности человека найти свое место в устрашающем его мире, Паскаль так рисует свое видение этой экзистенциональной проблемы: “Представьте себе толпу людей в цепях, приговоренных к смерти; каждый день некоторые из них умерщвляются в виду остальных; остающиеся видят свое собственное положение в положении им подобных и, смотря друг на друга с чув­ством скорби и безнадежности, ожидают своей очереди. Вот картина положения человечества” .

Достаточно много места проблема страха занимает в философии Б. Спинозы. Исходной категорией для объяснения феномена страха Спиноза выдвинул желание, отождествляемое им с самой сущностью человека (46). Основными модусами желания в зависимости от его осуществления выступают такие аффекты, как удовольствие и неудо­вольствие. “Так,—пишет Спиноза,— если мы знаем о будущей вещи, что она хороша и что она может случиться, то вследствие этого душа принимает форму, которую мы называем надеждой, которая есть не что иное, как известный род удовольствия, все же связанный с некоторым неудовольствием (печалью). С другой стороны, если мы полагаем, что могущая наступить вещь дурна, то возникает форма души, которую мы называем страхом” (47\. Рассуждая о происхож­дении и природе аффектов, Спиноза ставит проблему образного пред­ставления будущих или прошедших вещей, соответственно чему он дает следующее определение страха: “Страх... есть непостоянное неудовольствие... возникшее из образа сомнительной вещи” (48). Такой подход существенно расширяет эвристические возможности кон­цепции страха Спинозы, поскольку в сферу ситуации страха попада­ют не только непосредственно Бездействующие на человека предме­ты, но и те предметы, которые могут в конкретной ситуации только мыслиться.

Рискнем предположить, что Спиноза представлял себе ситуацию страха как становящееся системное качество, не просто требующее от человека реакции испуга или соответствующего смелого поступка а определяющее системный мыслительно-деятельностный процесс по предвосхищению страха, правильному реагированию на ситуацию страха и благоприятному преодолению этой ситуации. “Человек свободный,— замечает Спиноза,— с одинаковой силой духа избегает опасностей и старается преодолеть их . Заметим, что “свободный человек” Спинозы, т.е познавший соответствующую необходимость, гораздо эффективнее освобождается от страха посредством рационального целеполагания своей деятельности: “Чем более мы будем стремиться жить по руководству разума, тем более будем стремиться возможно менее зависеть от надежды сделать себя сво­бодным от страха, по мере возможности управлять своей судьбой и направлять наши действия по определенному совету разума” . Если же люди вне состояния рационально планировать свою деятель­ность (либо в силу чрезвычайной сложности ситуации, в которую они попадают, либо в силу упования ими  своей судьбой и направлять наши действия по определенному совету разума” (52). Если же люди вне состояния рационально планировать всякого рода более всего пред­аются те люди, которые без меры желают чего-нибудь сомнительно­го, и что все обращаются к божественной помощи больше всего именно тогда, когда они находятся в опасности и не умеют сами себе помочь... Страх есть причина, благодаря которой суеверие возника­ет, сохраняется и поддерживается”.

Глубоко диалектичны для своего времени размышления о страхе Д. Юма. Рассматривая страх и его противоположную форму — наде­жду — в ряду других человеческих аффектов, таких как добро (удо­вольствие) и зло (страдание), печаль и радость, Юм обнаруживает, что страх и надежда возникают в силу недостоверности или вероят­ности состояния духа: “Событие, которое, будучи достоверным, по­родило бы печаль или радость, всегда возбуждает страх или надеж­ду, если оно только вероятно или недостоверно” (62).

Состояние вероятности или недостоверности возникает, как счи­тает Юм, в силу постоянной борьбы противоположных возможностей реализации аффектов, в ходе которой дух не может остановиться на каком-либо одном аффекте, стороне противоречия, а непрестанно переходит от одной к другой. Если же, в воображении, противопо­ложные аффекты, например, горе и радость, все же смешиваются, то из этого соединения образуются аффекты надежды и страха (63).

Анализируя проблему противоречий между аффектами, Юм пред­ложил следующие варианты их взаимоотношения:

1.   При одновременном появлении противоположных аффектов воз­можно усиление одного аффекта и подавление другого.

2.   Возможно поочередное преобладание аффектов.

3.   Возможно одновременное существование аффектов и произ­водство посредством их соединения третьего аффекта (64).

По мнению Юма, аффекты страха и надежды могут возникнуть в такой ситуации, “когда шансы обеих сторон равны и нельзя открыть преобладания одной из них другой. При таких условиях аффекты на­иболее сильны, так как нашему духу тогда не на чем остановиться и он сходится во власти сильнейшей неуверенности” .

Юм полагает, что вероятность может быть двух родов:

а) обусловленная недостоверностью объекта, вызывающего аф­фекты, что связано, например, с проблемой определения его сущес­твования – несуществования;

б) обусловленная недостоверностью суждения человека об этом объекте, невозможностью взвесить все “за” и “против” (66).

Рассматривая эти вопросы, Юм открывает важнейший аффект параллельных причин страха, суть которого состоит в том, что страх могут вызывать, казалось бы, только возможные аффекты (напри­мер, зло), если они проявляются в большей степени. Юм отмечает, что вначале это не собственно страх, но чувство зла бывает столь большим, что, подавляя ощущение безопасности, оно вызывает страх. Страх может появиться и в результате невозможного бедствия, но в силу мощного влияния зла, что у человека появляется уверенность в достоверности этого бедствия. Наконец, достоверные несчастья, рав­но двум вышеназванным, также вызывают страх, поскольку дух пос­тоянно отвращается от неминуемого зла, приходит в неравновесное состояние и порождает аффект, похожий на страх (67). Кроме того, фиксирует Юм, надежда и страх возникают не только в силу недо­стоверности блага или зла, но и в силу неопределенности рода этих аффектов. Известие о смерти одного из сыновей, считает Юм, не превратится у отца в чистое горе, пока он не узнает, кого из сыновей потерял (68). Диалектическое понимание причин страха как потенци­альной взаимообусловленности невозможного, возможного и дей­ствительного — несомненно, значительное открытие Юма.

Анализируя основы общественной жизни, нравственности и поли­тики, Гольбах утверждает, что в условиях порабощения народа, от­сутствия в обществе свободы, безопасности, добродетели “всякий человек, которому нечего бояться, вскоре становится злым; тот, кто думает, что он ни в ком не нуждается, воображает, что сможет спокойно предаваться всем склонностям своего сердца. Таким обра­зом, страх,—это единственное препятствие, которое общество мо­жет противопоставить страстям своих вождей. Без этого последние развратятся сами и не замедлят воспользоваться теми средствами, которые дает им общество, чтобы найти себе соучастников в своих неправедных делах.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5