Кушиты раньше народов мидо-бактрийских вышли на поприще истории. Помыслы их деятельности сосредоточились на создании удобной жизни. Их стремление к знанию ограничивалось знанием видимого чувственного мира. Поскольку их духовные начала были условно-логическими, то они создали условную форму социальной жизни государства. Создание своего могущества двинуло их на завоевание других народов. Они продвинулись до Чёрного моря, до Кавказа и Каспия, до Бактрии и Гималаев. Но Иран не был сломлен. Неиспорченная вера восторжествовала над «веществом», и «племя иранское овладело миром». Величие Ирана было проявлением его духовных сил, чувства человеческого достоинства, чувства братства, общения и духовной любви.
Иранство – корень теургии, т. е. Утверждения свободного творчества личного духа. Кушитство ведёт к пантеизму и учению об эманации. «Ключ развития Кушитского, коренное направление его чисто вещественное, воздвигнувшее столько исполинских памятников в зодчестве и ваянии и не завещавшее нам ни одного слова, вдохновлённого поэзиею и пропитанного животворной мыслью. Буддизм достигает высокой духовности, но только в смысле отвлечённости от вещества. В этой духовности нет самобытного и живого двигателя, она есть не что иное, как отрицание, возведённое до религиозного значения…
Учение буддистов было и есть служение небытию…»
«Начало духовное, служение мысли отвлечённой (не философской, но нравственной), - пишет Хомяков в «Семирамиде», - шли из Северо-восточного Ирана, которого центр кавказско-араратская твердыня… Характер религии духовной есть строгое и гордое отчуждение от вещественности, легко переходящее в фанатизм, но возвышающее и очищающее душу от чувственных склонностей». В период язычества представителями этой религии были боги Эль, Ваал, Геракл, Хронос, Брахма. Хомяков считает, что эти имена обозначали одно понятие, поскольку в этих религиях дано поклонение духу, как творящей свободе. В кушитских религиях жизнь воспринимается как необходимость, как нечто внешнее богу. Кушитским племенам надо служить либо необходимости, либо уничтожить себя, чтобы получить свободу и нравственное добро (учение о нирване в буддизме). В первом случае свобода невозможна, потому что несовместима с идеей рабской необходимости, во втором – невозможна, потому что свобода мыслится только как удаление от внешнего действия в область небытия. Племена, исповедующие «вещественный шиваизм» и «созерцательный буддизм», проходят всю лестницу заблуждений от служения фетишу до поклонения святыне небытия. Внешним признаком кушитства является обоготворение змеи.
Между иранскими и кушитскими племенами было много зон контактов. Два религиозных мировоззрения недолго существовали в чистом виде. Смешение архетипов нашло выражение в религиях Сирии и Финикии, Индии и Бактрии. Иными словами, иранство, хранившее божественное предание о свободе и творчестве личного духа, синкретически смешивалось с кушитством, подчинившимся необходимости и веществу. Была искажена идея божественного творчества и вместо неё создана идея эманации божества. Смешение идеи свободной воли (иранство) и логической и вещественной необходимости (кушитство) привело к появлению антропоморфизма. Эллада является страной, в которой то и другое начало было развито в равной мере, поэтому Эллада достигла высот в словесном творчестве, архитектуре и скульптуре. Основу греческой религии составило слияние сказочного человекообразия с художественным символизмом. Хомяков назвал греческий вариант многобожия «смешным в глазах разума» и «бессильным в религиозном смысле».
Несмотря на торжество кушитского начала в религиях древнего мира, нравственное чувство, присущее иранству, никогда полностью не уступало свои права на человеческую душу. Богоизбранные люди – Шакья-Муни в Индостане и Заратустра в Мидо-Бактрийской области взывали к сознанию людей.
«При соприкосновении с кушитством возникали синкретические религии. Египет, Междуречье, Кашмир – кушитские зоны. Ассирия, Бактрия, Иран – иранские. Другими словами, Северо-восток – зона влияния иранства. Северо-восток – также прародина славян. Обоснование роли славянского мира как носителя иранского мировоззрения было для автора «Семирамиды», пожалуй, главным мотивом. Прародина славян охватывала часть Ирана, семью Ванов или Вендов, многочисленнейшую из всех его семей, менее всех искажённую военными столкновениями с воинственными Хамидами и от этого более всех сохранившую черты первоначального быта. Прежде всех основала она колонии свои на Северо-западе, сильнее всех действовала она на Древнем Востоке, но в политических переворотах первобытного Ирана она ещё не жила отдельной жизнью, а только как член великого семейного союза.
Племена северо-индийское и славянское разделились в одном и том же возрасте, на одной и той же высоте общечеловеческого корня. Это подтверждается сходством языков санскитского и славянского.
Имя каждого народа в те времена включало идеал совершенства этого народа. Восточно-иранское племя разделилось на две отрасли. Одно приняло имя Брахман (по имени божественного духа, радующегося бытию), другое – имя Слова, от главного орудия общительности – слова, т. е. людей говорящих, мирных, общительных, выражающих словом невещественное сокровище мысли».
Со своей первоначальной родины славянское племя постепенно распространялось к западу. «Славяне не переселялись, - пишет А. С. Хомяков, - в них нет ни малейшего следа склонности кочевой. Они расселялись по лицу земли, не отрываясь от своей первобытной родины. По привольям приречным, по богатым низовьям расселялись мирные землепашцы, продвигаясь всё далее и далее на запад до берегов Атлантики; но в новых жилищах, на просторе Европы, тогда ещё безлюдной, их не оставлял прежний дух братства и человеческого общения. От Сырдарьи и Инда до Луары и Гаронны непрерывная цепь мелких, безымянных общин или больших семейных кругов служили живым проводником для движения промышленного и торгового, для силы мыслящей и просвещающей». Хомяков называет славян древними просветителями Европы, брахманами Запада. Брахманами не в смысле замкнутой касты, а в смысле особого общинного быта и духовности, которая ограждала славян от разделения на рабов и господ, от создания эгоистических государств и ведения войн. «От этой прекрасной, - пишет автор «Записок», - эпохи, скоро минувшей, но никогда не забытой и, вероятно, оставившей по себе мифическое предание о золотом веке, сохранились нам два несокрушимых колосса – мысль индустанская и быт славянский: братья, которые обличают братство своё полным тождеством форм словесных и логически стройным их развитием из общих корней».
Принятие христианства означало новую эпоху истории. Хомяков оценивает христианство в целом как истинное выражение иранского начала. Многие народы приняли христианство. Но Хомяков совершенно справедливо замечает, что новая религия не могла полностью изгладить следы старых верований, которые ещё долго продолжали обусловливать характер христианской веры. В схеме «Записок» подразумевается, что дорийцы, кельты, римляне, германцы хотя и приняли христианство, но совместили его с кушитским духом вещественной необходимости, свойственным этим племенам в дохристианский период.
«Явление Иисуса и Его закон, пишет Хомяков, содержит в себе начало всей позднейшей жизни мира; но это начало развилось только через несколько веков, так что первые столетия принадлежат ещё исключительно древней истории. Даже и тогда, когда знамя, поднятое Константином, возвестило торжество еврейского учителя, когда новые народы, выступив из глубины северных пустынь, уничтожили в своём диком налёте прежние государства Европы и, покорившись преемникам апостолов, создали новые державы, доныне правящие судьбой человечества, - семена добра и зла, просвещения и заблуждений, брошенные прежним развитием человеческой мысли, не погибли и не остались бесплодными. Рим и Эллада, воинственная дикость германца и тесный быт славянской семейности имели столько же влияния на историю новейшую, сколько и христианство».
Определённые трудности возникли у Хомякова при трактовке израильской религии. Из неё развилось христианство и иудаизм – религии свободы и творческого духа, победившего все «религии власти естества и магии». Соответственно, чтобы не нарушать прочности конструкции, надо признать за иудаизмом принцип иранства. С другой стороны, Хомяков не мог обойти сильно выраженное в иудейской религии поклонение материальному началу. Для Хомякова признаком кушитства в религиях древнего мира является поклонение змею – символу вещественности и необходимости. Этот признак как раз ярко выражен в иудейской религии. Свободно творящий Бог представляется иудеям как начало злое именно из-за призыва к свободной жизни. «Вражда между началом еврейским и кушитским, - пишет автор «Записок», - выражалась во всём развитии жизни израильской. И после падения самого Израиля, много времени после падения Египта она выразилась ещё живее в учении гностиков офитов, прямых и бесспорных наследников египетской и финикийской мысли».
В христианстве ярко выражена не только идея свободно творящего Бога (это было и в брахманизме), но и мессианские предпосылки. Бог настолько духовно близок человеку, что может воплотиться в человека. Бог воплотился в Христа, возвестившего «закон всеобщей любви, пренебрегающий благами и властью земной, обещающий своим последователям наследство бесконечного блаженства, проповедующий новое учение о единстве Божества в трёх образах и возможность человека вступить в это единство посредством отвержения своей злой силы и случайности личности и приобретения новой высшей личности в Божестве».
Христос обратил первую проповедь к евреям как хранителям истины и народу, знающему единого Бога. В то же время Христос порицал их родовую гордость, их упование на своё достоинство сынов Авраамовых. Еврейский народ, за исключением апостолов и ещё горстки уверовавших, не принял учение Христа.
Евреи ожидали Мессии, но Мессии, полного блеска славы, власти, силы, Мессии, побеждающего и властвующего. Они увидели в Христе лишь простого плотника из Назарета, захолустного города, сомнительного своей близостью к Финикии и Сирии, расположенного в месте, регулярно сотрясаемом мятежами. Человек без имени, без вида, без образования, без власти и силы. Евреи не приняли Христа и его благовестия, и, таким образом, считает автор «Семирамиды», им нет больше слова в истории. Другими словами, после появления христианства иудаизм утрачивает присущий ему ранее принцип иранства. В истории духовной культуры Хомяков подводит к рубежной отметке – возникновению философии. Автор «Семирамиды» достаточно обоснованно отстаивает мысль прямо противоположной зависимости между глубиной развития религиозной мысли и философской. В пределах влияния иранства – Иудея и Иран – философия оставалась на низком уровне. В Элладе ослабление религиозной жизни стимулировало философскую жизнь. Чисто кушитские племена осудили себя на вечное безмолвие в философском плане, поскольку кушитские начала стесняют свободу мысли.
Страницы: 1, 2, 3, 4
